Вот, представляю вам свой скромный рассказик. Это только начало. Если не закидаете гнилыми помидорами, то продолжу.
Один день полу-жизни.
- Ну вот, только этого нам еще не хватало - пробормотал Дейв, в очередной раз пытаясь настроить старенькую рацию. - Надо же ей было сломаться именно сейчас! Хотя, чему тут удивлятся... Ей, должно быть, лет двадцать, а то и больше. Удивительно, что она вообще работала все это время... пусть и борохлила иногда, но ведь работала же! Ловила сигналы дальних станций, трещала, шипела, но ловила... Работала исправно. И тут... Черт! Да что с ней такое?!
Вот уже около часа Дейв Старленд, один из повстанцев 8-ой станции Сопротивления, расположенной в старых сточных каналах в черте города, пытался настроить рацию на нужную волну. Еще вчера повстанцы с промежуточного наблюдательного поста вблизи железнодорожных путей, патрулируемых отрядами ГО, сообщили, что из-за какого-то недотепы, решившего сбежать из города и при этом умудрившегося засветиться перед ГОшниками, теперь Гражданская Оборона сосредоточила свое внимание именно на этом участке железной дороги и соседствующих с ней каналах. Они увеличили число отрядов патрулей, стали засылать больше сканеров для разведки местности, которых теперь часто можно было видеть кружащими в воздухе над каналами и высматривающими беглецов. Теперь о том, чтобы более-мение без проблем добраться хотя бы до промежуточного поста Сопротивления можно было забыть, и повстанцы решили пока залечь на дно и прекратить переправку граждан через каналы. Необходимо было время, чтобы понаблюдать за действиями ГО, и, если они не ослабят свой надзор в этом секторе, попытаться отвлечь их внимание на что-либо другое. На что? Облавы на повстанцев случались и раньше, поэтому Сопротивление уже давно успело выработать свои методы действия в таких ситуациях. Когда ГО по каким-либо причинам усиливала свою хватку в том или ином секторе, и под угрозой обнаружения оказывался один из немногих тайных путей бегства из города, в самом городе случалось что-нибудь, на что ГО немедленно переключала свое внимание. У Сопротивления были люди в городе, которые умели устроить побольше шуму и при этом вовремя скрыться от "стражей порядка". Конечно, это было очень рискованно и не всегда заканчивалось успешно, но допустить раскрытия тайного маршрута беженцев Сопротивление не могло. Успех таких отвлекающих маневров во многом зависел от правильного выбора места проведения этих маневров. Вчера на главной 12-ой станции Сопротивления было принято решение о том, что, если в ближайшие дни ГО не сократит колличество патрулей в районе железной дороги, необходимо будет устроить бучу в жилых кварталах, расположенных недалеко от ближайшей ЖД-станции. Если все пройдет так, как планировалось, ГО должна отправить часть патрулей, находящихся вблизи от точки проведения отвлекающего маневра и того, от чего внимание ГО и отвлекается, в места возникновения беспорядков. Таким образом, слежка за железной дорогой и каналами должна стать мение пристальной. Хотя, после этого она усилится в тех жилых кварталах, где будет поднят шум. Ну что ж, чем-то придется пожертвовать... Сопротивление привыкло идти на такие отчаяные шаги, на некоторые потери, чтобы не допустить еще больших потерь. И число таких крайних мер, принятых повстанцами, в последнее время заметно увеличилось...
Раньше переправлять людей в безопасное место по тайному пути, пролегающему через старые каналы, тянущиеся через некоторые районы Сити 17 и уходящие за город, было намного проще... Впрочем, Сопротивлению не сразу удалось обеспечить более-мение надежный и спокойный маршрут для беженцев, желающих покинуть город. Дорога к спасению прокладывалась довольно медленно, часто попытки организовать новые опорные станции, на которых беженцы могли бы отдохнуть и собраться с силами перед дальнейшей дорогой, оканчивались неудачно... Во-первых, было очень не много таких мест, которые могли бы быть пригодными для основания станции. Некоторые хорошо подходили для этого, но, зачастую, слишком близко от таких мест пролегали маршруты патрулей ГО. В других местах патрулей Гражданской Обороны вообще не было, просто потому, что там все было слишком загажено токсичными и радиоактивными отходами. А еще были прекрасные темные канализационные тонели, в которых можно было легко скрыться от преследования, но никто в них не скрывался, потому что обычно своды этих тонелей были облеплены множеством прилипал, пройти мимо языков которых мог попытаться только самоубийца. Но, несмотря на все эти и еще множество других проблем, Сопротивлению все-таки удалось организовать немало станций, расположенных в весьма удобных и выгодных позициях.
Одной из таких станций была Станция 8. Она располагалась в каналах недалеко от железной дороги, в том месте, где когда-то было нечто вроде канализационного коллектора. Довольно большое помещение, в которое раньше, еще тогда, когда каналы не были высохшими, поступала вода. Она проходила между длинными железными прутьями, почерневшими от грязи и времени, необходимыми, наверное, в качестве фильтра для разного мусора, затем попадала в это помещение, в котором была еще одна большая труба, находившаяся слева от фильтра. Она шла вдоль левой стены канала, внутри самой стены, и оканчивалась круглым отверстием, из которого можно было снова попасть в русло канала, с той же левой стороны. Оно было перекрыто круглой железной решеткой, но с боку от него имелось еще одно отверстие, но уже без решетки. Именно это отверстие и служило входом на Станцию 8. Внутри трубы было темно, и для того чтобы добраться до самой станции, беженцы могли ориентироваться только на свет в противоположенном конце трубы. Пройдя по трубе, они попадали в то самое помещение, свет в которое проникал через большие железные прутья и люк, находившийся в потолке справа от прутьев. В стене под люком были металлические перекладины, представлявшие собою лестницу, ведущую наверх. Если забраться вверх по этой лестнице и вылезти из люка, то можно было попасть на площадку, служившую крышей для помещения, в котором располагалась станция. В самом коллекторе был еще один источник освещения - стенная лампа из толстого стекла. Точнее, ламп было три, но светила из них только одна, да и то неслишком ярко. Она излучала мягкий, тусклый оранжевый свет, который падал на небольшой участок у стены под лампой. Там на земле стоял старый продавленный диван с красной обивкой, которая порвалась в некоторых местах на спинке и подлокотниках дивана. Рядом с ним стояла пара деревянных стульев и валялся всякий хлам, представляющий собою картонные коробки - большие и поменьше, несколько пластмассовых ящиков, грязный матрац, куски бетона, пустые консервные банки и бутылки из под пива и коллы. В углу рядом с лестницей, ведущей наверх к люку, стоял небольшой деревянный стол с железными ножками. На столе стояла рация и лежали какие-то бумаги. В помещении, несмотря на то, что был уже полдень и горела стенная лампа, царил полумрак. Над лампами вдоль стены тянулась большая, изъеденная ржавчиной, труба. Когда-то она, похоже, была окрашена желтой краской. Со временем краска сошла, и теперь труба была в желто-ржавую крапинку. Труба выходила из одной стены и уходила в противоположенную. В некоторых местах, там, где ржавчина разъела металл особенно сильно, с трубы вниз падали капли воды. Воздух в помещении был влажным. Пахло сыростью, гниющим мусором и ржавчиной. Земля, пропитавшаяся влагой, была скользкой и липокой. Вообще, назвать это землей было бы несовсем верно. Пол помещения станции представлял собою смесь из песка, глины, грязи и сгнившего мусора. Ходить по такому "полу" было неслишком удобно. Но обитатели коллектора уже давно научились этому и перемещались вполне свободно, без падений в грязь. Они вообще ко многому уже привыкли. Привыкли дышать сырым воздухом коллектора. Привыкли к звуку падающих с трубы капель. Привыкли к постоянному полумраку. Привыкли иногда видеть снующих из одного темного угла в другой больших черных крыс. Привыкли к грязи, ржавчине, неприятному запаху и сырым стенам. Потому, что должны были привыкнуть. В конце-концов, в ветренную погоду, когда по трубе коллектора гуляли сквозняки, неприятные запахи ощущались не так остро.
HighWay 17 добавил 12-09-2008 в 22:05:46:
Обитателей Станции 8 было всего двое - мужчина и женщина.
Мужчину звали Дейвом. Ему было немного за тридцать. Он был среднего роста, русоволос, с обычными серо-голубыми глазами и простыми, довольно приятными чертами лица. Скулы и подбородок его уже стали покрываться щетиной, сквозь которую были видны несколько шрамов - два на правой щеке и один на левой - результат неудачного бритья затупившимся лезвием бритвы. Тогда он хотел выбросить бритву, но потом передумал, решив, что все равно ей еще можно пользоваться, просто нужно быть немного аккуратнее. Он вообще всегда во всем старался быть аккуратнее и дорожил тем немногим, что у него было и что ему когда-либо удавалось найти. Его одежда - стандартная темно-синяя кофта из грубой ткани с длинными рукавами и такие же брюки - была кое-где заплатана и зашита темными нитками. На ногах были черные ботинки, довольно удобные, хотя уже и начавшие изнашиваться и разваливаться от времени и сырости. Эти ботинки Дейв носил с тех пор, как их ему выдали. Тогда они были ему немного велики. Но сейчас приходились как раз по размеру. Эти старые ботинки были не единственной обувью Дейва. Он носил их только тут, на станции. Если ему было необходимо выбраться со станции и пойти куда-то, то он доставал свою "лучшую обувь", как он сам ее называл. Этой лучшей обувью была пара белых кроссовок с черными вкладками и шнурками, почти новые, надеваемые им только тогда, когда было необходимо куда-то пойти. Они были очень прочными и удобными, но Дейв надевал их редко, так как нечасто куда-либо уходил со станции. Где и когда он их нашел и как они к нему попали - никто не знал. Дейв об этом почему-то никогда не хотел рассказывать. Но многие знали, что у Дейва Старленда с 8-ой станции Сопротивления есть пара отличных кроссовок. Хорошая обувь вообще была большой редкостью для беженцев и жителей Сити 17. Все старались беречь свою обувь, потому как от нее, ее состояния и удобства часто могла зависеть их жизнь. Дейв это тоже понимал. Поэтому очень берег свою лучшую обувь. Он держал кроссовки в обувной коробке, в которой они и попали ему в руки. Эту коробку он клал в свой рюкзак, в котором хранил и прочие свои личные вещи. Но, пожалуй, из всего того необходимого и ценного, что было в рюкзаке Дейва, эти кроссовки были самым дорогим его имуществом. Он очень ценил и берег эти кроссовки, потому как очень ценил хорошую, удобную и практичную обувь. После того случая, когда его старые ботинки, начав разваливаться в самый неподходящий момент, подвели его и он чуть не погиб, хорошая, надежная обувь стала для него большой ценностью. Дейв старался беречь многие, казалось бы, простые вещи и предметы, которые ему посчастливилось раздобыть, потому как совершенно четко осознавал, что от этих простых вещей и предметов может зависить его жизнь в этом мире, ставшем таким опасным, в этом городе, таком чужом и враждебном.
Сейчас Дейв был занят тем, что пытался настроить станционную рацию на нужную волну и связаться с главной станцией Сопротивления в черте каналов. Необходимо было получить информацию о расположении сил ГО и об общем положении дел на сегодня. Это было очень важно, так как еще вчера Станция 12 предупредила, что Сопротивление готовиться к проведению отвлекающего маневра сегодня, целью которого были отряды ГО, патрулировавшие местность недалеко от железной дороги и прилегающих к ней городских каналов. Именно в этом районе, с железнодорожных путей и можно было попасть в каналы, чтобы добраться до станций повстанцев. План маневра разрабатывался почти неделю. В течение этого срока необходимо было четко продумать и просчитать каждый ход, попытаться предвидеть все возможные неувязки. Сегодня все станции Сопротивления должны были постоянно быть на связи с главной Станцией 12, чтобы быть вкурсе предстоящих событий. Радиосвязь несколько раз тщательно проверялась в течение недели. И еще вчера все работало исправно. Сопротивленцы со всех станций могли связываться друг с другом. В том числе и со Станцией 8. Но сегодня... сегодня установить с ней связь стало невозможным.
HighWay 17 добавил 12-09-2008 в 22:07:20:
Смотрители со Станции 8 должны были выйти на связь с 12-ой станцией утром. Но сделать этого у них не получилось. Дейв никак не мог понять, почему вдруг стало невозможным установить связь с другими станциями с помощью рации. Допотопный агрегат упорно отказывался работать как следует, и ничего, кроме треска и шипения, из него не доносилось. Дейв мучился с рацией с самого утра, но все его попытки настроить ее оборачивались неудачами.
- Конечно, я всегда знал, что она рано или поздно склеит ласты. Но какого черта это произошло именно сегодня?! - Дейв был в отчаянии. Он в очередной раз попытался настроить рацию и, не добившись успеха, в ярости треснул по ней кулаком.
- Чертов никчемный ящик! Может, если приложить ее хорошенько об стенку, она заработает?!
- Вряд ли это поможет, Дейв.
- Ну, а что ты тогда предлагаешь?
Женщина, сидевшая все это время на красном диване и наблюдавшая за попытками своего напарника настроить рацию, спокойно смотрела на Дейва:
- Я предлагаю тебе успокоиться. Перестань, Дейв. Может, тут дело и не в рации...
- А в чем же тогда?! Канижа, ты же знаешь, что сегодня все станции должны быть на связи! Сегодня важный день! Мы должны знать о том, что происходит, а эта треклятая рация не хочет работать!
Дейв хотел было снова разразиться ругательствами и проклятиями, но, поймав на себе мягкий и спокойный взгляд Канижы, глубоко вздохнул и отошел от стола с рацией в сторону. Пнув ногой пустую консервную банку, Дейв приблизился к длинным железным прутьям и стал смотреть сквозь них на русло канала.
Канижа продолжала сидеть на диване, подобрав под себя ноги. Ее ботинки, такие же, как и у Дейва, стояли на земле около дивана. Тусклый свет настенной лампы, падая вниз, на диван, немного освещал Канижу. Это была молодая, красивая женщина, со смуглой кожей и ясными карими глазами. Ее черные волнистые волосы, забранные сзади в хвост, лежали на правом плече Канижы. Черты лица ее были больше похожи на черты индианок, но все же было в них и что-то европейское. Канижа рассказывала, что ее отец был индийцем. Он познакомился с ее мамой и своей будущей женой в России, когда был студентом РУДН. После окончания учебы они поженились и уехали на родину ее отца, пообещав родителям матери Канижы, которые не хотели сначала отпускать свою младшую дочь в Индию, что будут по возможности навещать их как можно чаще и писать письма. Отец был способным и талантливым студентом,что позволило ему блестяще закончить университет и начать делать карьеру у себя на родине. Вскоре у них родилась дочка - очаровательная кареглазая девочка, внешне больше похожая на отца, которую они назвали Канижой...
Она не очень любила рассказывать кому-то о своей семье, о том, что именно случилось с ее матерью и отцом. Так вышло, что к двадцати годам она осталась почти одна и была вынуждена начать самостоятельную жизнь. Со временем Каниже удалось самой встать на ноги и даже иметь возможность помогать своим пожилым бабушке и дедушке - родителям отца. Жизнь потихоньку стала налаживаться. Канижа закончила учебу, удачно устроилась на работу, у нее появился жених... Но потом... потом произошло нечто, что за несколько дней перевернуло всю ее жизнь. Как и жизнь каждого человека, живущего на планете Земля... Тогда многое изменилось в ее жизни. Родные Канижы в ее родном городе Пуна погибли, ей самой удалось эвакуироваться сперва в Калькутту, затем уже в Дейли, где были сосредоточены военные силы и разбиты лагеря для беженцев. Жизнь в столице после портальных штормов и вторжения пришельцев была нелегкой. Город был переполнен выжившими беженцами, но еды, одежды и медикаментов катастроффически не хватало. Тогда большинство погибло от голода и болезней. В столице было установлено военное командование. Люди стали агрессивны, подавлены, запуганы. Любые драки, потасовки и проявления вандализма жестко пресекались военными, некоторые люди сходили с ума, некоторые не выдерживали и кончали с собой. Для многих жизнь казалась законченной. Но не для Канижы. Она старалась просто выжить несмотря ни на что. В те дни в ней появилось невероятно сильное стремление к жизни, желание жить дальше, чтобы ни случилось. И ей это удалось. Потом она смогла уцелеть и во время вторжения Альянса. Хотя очень многие в Дейли в тот день погибли. За семь часов мир снова изменился. Новые хозяева Земли взяли бразды правления человечеством в свои руки. Им удалось создать жесткую, безжалостную систему управления людьми. Власть Альянса распространилась повсеместно, она контролировала все сферы жизни людей, каждый их шаг, каждое действие. Все было подчинено Альянсу и делалось во благо Альянса. И людям постоянно внушалось, что все это делается и им во благо. Что они теперь часть великого Вселенского Союза, и быть этой частью - огромная честь.
Благодаря Альянсу Канижа и попала в Сити 17. Уже прошел почти год с того дня, когда она впервые ступила на перрон городского вокзала. Тогда была осень. Было пасмурно, холодно. Вокзал был серым, мрачным и встречал приезжих людей вспышками камер сканнеров и вседозволенностью и грубостью ГО-шников. А еще там был экран, с которого бодро и обнадеживающе вещал свою преветственную речь Администратор... Канижа часто думала о том, действительно ли он верит в то, что говорит? Правда ли он желает для человечества блага? Хочет ли он лучшего будущего? Как бы там ни было, сама Канижа в это не особо верила. Прожив полгода в ужасных условиях, в страхе, недоверии всех ко всем, она поняла, что дальше так жить не может. Ей хотелось что-то менять, пытаться бороться с тем, что она видела вокруг. Она не желала быть беспомощной жертвой этого механизма медленного геноцида людей. Она решила бороться. За то, что всегда ценила. За то, что было для нее важно. За то, что она потеряла и теперь хотела вернуть. За свободу. Она была переполнена ненавистью ко всему, что касалось Альянса и было связано с ним, она ненавидела все в нем, она презирала всех тех, кто попадал под влияние Альянса и становился его частью. Канижа всем сердцем желала сделать хоть что-нибудь, что помогло бы людям обрести хоть какую-то свободу. И она знала, что в своем стремлении она не одинока.
HighWay 17 добавил 12-09-2008 в 22:12:20:
Прошло полгода с тех пор, как Канижа вступила в ряды Сопротивления. За это время она многое узнала, многому научилась. Ее жизнь изменилась. Она стала опаснее. Но в то же время она наполнилась некоторой долей свободы, которой Каниже так не хватало. И она была рада этому, несмотря ни на что. И на душе у нее стало спокойнее.
Вообще, она была довольно сдержанной женщиной и умела контролировать и скрывать свои эмоции, когда и если это было необходимо. И эти ее сдержанность и спокойствие как будто передавались окружающим ее людям. Они, наверное, чувствовали это в ее голосе, в ее взгляде, во всем ее образе, и им становилось легче и спокойнее на душе. Канижа словно воплощала собой спокойствие и сдержанность, которых так порой не доставало окружающим ее людям. И Дейв это тоже чувствовал. Он был безмерно рад тому, что Канижа пришла на Станцию 8 и решила там остаться. Он почти сразу это ощутил. С ней ему было спокойнее. Да и Станция 12 была не против того, чтобы смотрителей на Станции 8 стало на одного человека больше.
- Не надо было Уолту уходить... - пробормотал Дейв, вглядываясь сквозь железные прутья в даль, туда, где русло канала уходило на лево от трубы - входа на станцию. - Если с нашим главным радистом что-то случится, и он не вернется, то мы точно можем забыть о том, чтобы хоть с кем-нибудь сегодня связаться.
- Дейв, ты же знаешь, что он ушел, так как это было необходимо, - голос Канижы был как всегда спокоен.
- А что он тебе сказал?
Канижа посмотрела на Дейва, слегка улыбнулась и сказала:
- Я же тебе уже говорила это с утра. Он сказал, что дойдет до ближайшей Станции 7, свяжется оттуда с нашими на 12-ой и сообщит им о том, что у Станции 8 неполадки со связью.
- Но его уже нет около часа, если не больше! - Дейв снова начинал нервничать. - Вроде бы отсюда до Станции 7 не так уж и далеко.
Канижа тихо вздохнула, затем опустила ноги вниз, взяла ботинки, одела их, крепко, насколько это позволяло состояние шнурков, завязала их. Затем встала с дивана, подошла к Дейву и встала рядом с ним.
- Не волнуйся. Он должен скоро вернуться. Он же сказал, что вернется. Значит, так оно и будет.
Дейв повернулся к Каниже, посмотрел ей в глаза... Спокойствие и уверенность этой женщины в том, что все должно быть и будет хорошо, иногда удивляли Дейва. И в то же время восхищали. Он не знал, откуда Канижа черпает эту уверенность, это спокойствие. Но ему это невероятно нравилось в ней.
- Я тоже надеюсь, что так оно и будет... - тихо сказал Дейв и снова повернулся лицом к руслу канала.